Когда солнечные лучи упали на край скалистых гор, мы спустились, петляя по старой проселочной дороге, созданной в далеком прошлом, наверное, путешественниками, и прибыли на огромное ровное плато с разбросанными на нем палатками и загонами для лошадей. Это было огромное открытое место, а за ним в скалах зияло много узких проходов, которые летом должны были вести прямо в долину, но теперь были завалены снегом. В одном месте у бреши в скале виднелось внизу пустое пространство, завешенное сейчас белой вечерней мглой.
Армии юга уползали за мной вниз огромной змеей и растекались по плато.
Позади меня полыхнул красным свет факелов в руках солдат.
Из черного шатра вышел человек в волчьей маске с алыми глазами.
— Властелин, — окликнула я. И отдала ему честь. — Я привела тебе твои боевые силы, как ты приказал.
С миг он стоял не двигаясь, а затем подошел ко мне. Остановился около коня, поднял голову.
— Добро пожаловать, — официально приветствовал он меня.
Он протянул мне руку, чтобы помочь сойти с коня, и я приняла ее потому, что на нас смотрело множество глаз.
Я подняла одну руку, и Казарл, следуя указанию, спешился и передал остальную огромную колонну на попечение ее капитанов. Фигуры на лошадях повернулись и удалились. Стало очень шумно, когда воины принялись разбивать палатки и расквартировываться.
Вазкор кивнул мне:
— У меня в шатре.
— Нет надобности, — отказалась я. — Уже подъезжает мой собственный вон там, видишь?
Подошел конюх, чтобы увести моего коня, и тот топнул и мотнул головой. Я повернулась, дабы успокоить его, и обнаружила позади себя Мазлека и еще десятерых из моей стражи, застывших и неподвижных, повернувшихся лицом к Вазкору — прекрасная мизансцена, исключительно эффектная и очень действенная.
Вазкор снова кивнул и отошел. Я подошла к белому коню и ласково успокоила его.
В ту ночь я не могла лежать спокойно. Я ликовала, упиваясь достигнутым, может быть, слегка переусердствовав. Я сидела у себя в шатре в красном пылании множества жаровен и светильников, подрагивая, словно животное во сне, и грезила наяву о достигнутой цели и независимости.
А затем к пологу подошел Казарл Джавховор, вошел, имея бледный вид, поклонился и посмотрел на меня.
— Надеюсь, богиня хорошо себя чувствует, — сказал он.
— А разве она должна чувствовать себя иначе?
— Я явился попросить прощения, — проговорил он.
— За что?
— Ты должна понять, — нервно сказал он, — я не знал о состоянии богини у Львиной Пасти.
— Моем состоянии? — повторила я, и мои мысли затвердели в кремень.
— Да, в самом деле — я не знал. Владыка Вазкор уведомил нас всех, и он разгневан. Надеюсь и молюсь, что твое здоровье не подверглось опасности.
Он оборвал фразу и отступил на шаг. С миг я не могла понять, почему, а потом сообразила, поднялась на ноги и почувствовала, как ярость и гнетущее напряжение закипают во мне, электризуя и ужасая — аура, которую он мог ощутить и, возможно, даже увидел. Я отвела от него взгляд, и хрустальный предмет на одном из приставных столов раскололся. Я сжала кулаки и попыталась унять ярость.
— Вазкор, — прошипела я, — ошибся. Можешь так и передать своей армии.
А теперь — вон!
Он сразу повернулся и, спотыкаясь, вывалился из шатра.
Я стояла в центре шатра, мой гнев обратился внутрь, словно горящее, бушующее море, заключенное в кувшин. Проведя руками по животу, я сказала всему, что могло быть у меня в утробе:
— Нет, нет, не от него. Вон, вон из меня. Не от него.
Острая боль вонзилась мне сквозь пах в живот. Она напугала и отрезвила меня, и вскоре я сделалась очень спокойной и холодной. Шевельнулась одна мысль.
— Нет, — сказала я ей и натянуто улыбнулась. — Я не поверю в тебя. Я очень сильна. Если я не уверую в тебя, ты не сможешь быть.
И захлопнула перед этой мыслью железную дверь, и повернулась к ней спиной.
Три дня бригады воинов работали впереди, пробивая проход через ущелье в скалах, расчищая но мере сил снег. На четвертый день великие армии юга упаковали свое снаряжение и последовали за ними. Я уже видела мельком то, к чему мы шли через ущелье, которое выходило в долину. Длинная впадина белизны, вдали замерзшее озеро, заплаты вечно-зеленых деревьев с покрытыми листвой вершинами и голыми ветвями, стоящих словно черные птицы на одной ножке. А вдали — безошибочный силуэт города, накрененные стены, защитное возвышение платформы, естественное или иное, окруженное лесами.
В ночь третьего дня Вазкор и его капитаны сидели в черном шатре и обсуждали путь через горы и поход к тем стенам. Город назывался Ораш — первая рыба улова. Я тоже просидела все это собрание. Никто не отрицал моего права занимать тут место. Вазкор вообще со мной не разговаривал, и я тоже не разговаривала с ним, только слушала. Похоже, тут почти напрочь отсутствовал какой-то план, только агрессивная настойчивость, решимость и жадность.
Хотя проезд через скалы оказался короче, чем предвидели, его нельзя было назвать легким. С вершин обрушивались снега, сорванные с мест эхом от тысяч марширующих ног, копыт, катящихся колес фургонов. Переход этот занял три дня, и в первый из них погибло десять человек. Ночью лагерные костры бросали кровавые кляксы на ледяные стены, высившиеся над станом. На третий день голова армии появилась на скальных карнизах внизу, а следом потащились и остальные. Последние крутые мили до низа долины мы преодолели по остаткам старой дороги. По долине проходило много дорог. Они, казалось, появлялись из ниоткуда и снова исчезали в земле после мили другой пути, словно следы огромных первозданных слизней.