Восставшая из пепла - Страница 83

Элегантный, прекрасный мальчик, который должен был стать моим супругом, вышел вперед, безликий, одетый в черно-золотое. Казалось недопустимым вовлекать его в этот обман. Он был одновременно и слишком невинным, и слишком знающим, чтобы втягивать его в такое. Однако он опустился передо мной на колени и произнес ясным холодным голосом все хвалы и обещания, какие полагалось произнести. После чего я подняла его с колен и стояла с ним рука об руку, и с любопытством обнаружила, что он, при всей его стройности, намного массивней меня; ибо он показался мне таким молодым, что я ожидала, будто придется стоять рука об руку с не по годам развитым ребенком. Снова песнопения, а затем мы вместе покинули мою тюрьму тьмы, отправляясь, как мне представлялось, в другую, очередную тюрьму.

Мы ехали по заснеженным, запруженным народом шумным улицам стоя, по-прежнему держась за руки, на большой золотой колеснице, влекомой шестеркой вороных кобыл. Позади и впереди колесницы маршировали гвардейцы, а девы пели и бросали на снег разноцветные лепестки. Стоял лютый холод, а поездка вышла долгой. Иной раз благодаря нашей близости на колеснице я чувствовала дрожь моего спутника, легкий беспомощный спазм, неподвластный даже его самообладанию. Его рука легко лежала в моей, тонкая длиннопалая рука поэта или музыканта.

Мы достигли дворца, еще одной из огромных, многоярусных черных башен Эзланна. Внутри выложенные мозаикой полы, золотые гроздья светильников, теплый сквозняк от горячих труб, проходивших в стенах и под плитками пола. Еще час мы сидели на тронах, пока мимо тянулась бесконечная цепь аристократов, слагавших к нашим ногам бесценные побрякушки.

Было сумрачно, и горели светильники. Мы остались наедине в округлой комнате с двадцатью узкими окнами, выходившими на Эзланн. Джавховор снял маску, которую он, казалось, не любил носить, и впервые заговорил со мной в тот день, если не считать его взываний у моих ног в храме, которые вообще адресовались не мне.

— Ну, значит, с этим закончено, богиня. Наконец-то. Я даю тебе десять женщин — надеюсь, этого хватит; если нет, тебе нужно лишь сказать. Они явятся, как только ты нажмешь вон на тот резной цветок. Принесут любые прохладительные напитки, какие тебе потребуются, приготовят тебе спальню и будут постоянно прислуживать тебе. Дворец твой, можешь гулять в нем, где хочешь. Естественно, ты пожелаешь время от времени присутствовать в храме. Я дам тебе надлежащий эскорт всякий раз, когда понадобится.

Держался он, как всегда, очень вежливо, но голос у него теперь был чересчур холодным.

— А мои супружеские обязанности? — осведомилась я.

— Никаких, — ответил он. — Ты для меня в первую очередь богиня, а лишь потом жена, и я помню об этом. Это для меня большая честь.

— А ты, — сказала я, — мой муж. От меня даже не ожидается, что я окажу честь твоей постели?

— Меньше всего это, — сказал он.

Я почувствовала слабенький укол разочарования, и это удивило меня.

— Значит, ты не станешь требовать, чтобы я спала с тобой, — заключила я, — но, как мне представляется, я могу от тебя этого потребовать.

— Ты можешь требовать от меня лишь до определенного предела, богиня.

Есть некоторые вещи, которые даже ты не в силах потребовать.

Я ожидала, что он смутится, но он не смутился, а лишь не хотел объяснять, что не желает меня, что его тошнит при мысли обо мне, — Той, чье лицо превращает людей в камень, Той, которая убивает одним взглядом. И я принадлежала Вазкору, он фактически так мне и сказал.

— Ты недооцениваешь мои силы, — уведомила его я. — Однако я понимаю твое нежелание. Спокойной тебе ночи, муж мой.

Он поклонился и вышел. Я нажала резной цветок, и вскоре явились женщины и отвели меня в мои новые покои, которые были не эзланнски черными, а бело-зелеными с золотом. Там я положила в металлическую шкатулку его свадебный подарок — большое ожерелье из сплетенного серебра и золота с нефритами в виде львов. Оно тревожило меня, он тревожил меня, но я выбросила все это из головы и уснула.

Глава 6

Нам приходилось во многих процессиях ездить рука об руку, так как это диктовалось традицией. И смотреть, сидя рядом, множество представлений, и он вежливо спрашивал меня, что именно танцорам, или актерам, или жонглерам, или фокусникам показать мне. Одно время я боялась этих представлений, ожидая, что здесь гниль проявится сильней всего, но видела только прекрасное — женщину, превращавшуюся в самоцвет, двух львов-альбиносов, на спинах которых двое юношей-альбиносов сплетали свои тела в самые невероятные узлы. Звучала также и музыка, сложная и мягко вибрирующая, медленная мелодия, терпеливо извлекаемая из округлых животов струнных инструментов и раструбов серебряных рожков. Однако я больше думала о нем, чем о том, что видела. На публике мы сидели достаточно близко, но во дворце жили врозь, не обмениваясь ни словом, за исключением тех формальных слов, какие должны были произносить ради его народа. Я заставала его в огромной библиотеке дворца, заполненной прекрасными книгами с картинками и переплетами из золота с самоцветами, но когда я заходила, он уходил. Сперва я думала, что у него никогда не было женщины, и, возможно, из-за этого-то он и страшился меня, но позже узнала, как всегда можно узнать из сплетен людей общины, что две-три из маленьких прекрасных, похожих на ланей, дворцовых служанок в то или иное время доставляли ему удовольствие.

Раньше я никогда не бывала по-настоящему одинокой, не было ни времени, ни личности, чтобы вызвать такое чувство пустоты. В своих снах я тосковала по Вазкору, по телу и силе Вазкора, страстно желала причинить ему боль, наказать и уничтожить его, мечтала использовать его так, как мужчина использует женщину — унизить его, и наконец стать его рабой. Но проснувшись, я думала о своем муже-Джавховоре, имени которого я не знала. Думала о нем рядом с ним на колеснице, чувствуя легкую внезапную дрожь от холода, пробегавшую иной раз по его телу, — и жаждала согреть его своим, ласкать его волосы и гладкие щеки, и пойти с ним во дворец, и поговорить с ним, и убедить его спеть мне, как он пел со своими девушками с глазами ланей.